Курьер из Гамбурга - Соротокина Нина Матвеевна (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
– Что и говорить, опыты нашего столетия научают нас, что человек развращен. Вы согласны?
Что ж тут не согласиться? Принялись за ужин. Панин обожал французскую кухню, и Елагин, желая ему угодить, потчевал гостя «гомарами», «устерсами» и прочими дарами моря. И вино, надо сказать, было очень приличным.
– А причину этого развращения надобно искать в состоянии общества, – продолжил разговор хозяин. – Все это оплакивания достойно.
– Именно так, – опять согласился гость. – Именно об этом я и хотел бы говорить с вами. Но оплакивать мало, надо действовать.
– Кто ж спорит? Иные богатством отягощены и имеют все блага счастия, но страсти, бушующие в душе человека, портят натуру, лишают ее гармонии. Главная цель каменщичества – возродить человека к его первой, натуральной добродетели. Эту же цель преследует религия и гражданские законы, но масонам известен свой свет истины.
– Гражданские законы нам необходимы, – поторопился Панин вставить слово, видя, что хозяин не собирается прерывать свою высокопарную речь.
– Гражданские законы – это частности. Главное, как трактовать истину. Именно в трактовке истины я вижу и первый, и второй градус познания, и даже, с вашего позволения, третий. Поэтому объединение сделает нас сильнее.
– Какое объединение? – осторожно спросил Панин.
– Объединение под флагом циннедорфской системы. Объединение с ложей Рейхеля.
– Здесь я вас поддержу. Безусловно, – он помедлил мгновенье. – А какая роль во всем этом уготовлена моему воспитаннику?
– Вы имеете в виду великого князя Павла Петровича?
– Именно.
Елагин воспринял этот вопрос спокойно. Не смутился, и даже как-то вальяжно развалился в кресле.
– Я думаю, что их высочеству в поиске истины дарована самим Всевышним особая роль. И пока царственная корона украшает чело его великой матушки, великий князь освоит все градусы любой системы. Время еще есть, еще есть.
Панин начал злиться, что было ему совсем не свойственно.
– При всем моем благорасположении к вам, я вынужден заметить, что в этом пункте с вами не согласен. Времени у нас очень мало. Государство не может ждать законов и конституции вечно!
– Ах, при чем здесь государство. Мир существовал и при древних халдеях, жрецах египетских, при строительстве Соломонова храма и при славном тамплиерском воинстве. Люди живут и умирают, а истина живет вечно.
Никита Иванович понял, что хозяин его попросту дурит, а может, подбирается к чему-то для него важному, но подбирается столь окольными путями, что и понять ничего нельзя. А ему, Панину, должно говорить прямо, за этим и пришел. Но вряд ли представится другой случай поговорить откровенно. Правда, кто в наше время говорит откровенно? Но следует хотя бы прощупать почву, на которой стоит Иван Перфильевич.
Целый вечер толкли воду в ступе. Панин переел. За столом сидели долго. К десяти часам как-то незаметно с представителей морской фауны сползли на пернатых. Рябчики с клюквенным соусом были отменно хороши. А про десерт и говорить нечего.
Домой Панин явился с больным животом и твердой уверенностью, что Елагина в революционные замыслы посвящать нельзя ни в коем случае. Ну и пусть его. В масонской среде достаточно здравомыслящих людей. А хранить тайну они умеют и без Елагина.
Работа над конституцией продолжалась всю зиму. Здесь очень некстати (а может, и кстати?) возникло дело злодея Пугачева, то есть все неприятности, связанные с бунтом. Но тем не менее Панин решился на важный разговор с великим князем.
Уже по настроению Павла было видно, что разговор этот состоялся вовремя. Павел выслушал своего воспитателя с полным вниманием, поклялся хранить тайну. О, он все понимает! Люди готовы пойти на смерть, только бы восторжествовала справедливость, и он по праву занял бы трон. И на условия он согласен. Он прочитает «Рассуждения о непременных законах» с полным вниманием и даст клятву.
– Верьте мне, Никита Иванович, как только я стану императором, государство Российское будет жить именно по тем законам, о которых вы пишите.
Вернемся к нашей героине. Встреча с сестрой произвела на Глафиру поистине благотворное действие. Ранее, пережевывая изо дня в день свои страхи, она запрещала себе радоваться: поймают, вернут назад, или еще того хуже, масонские или полицейские чины дознаются, что она обманом носит мужское платье. Днем страхи эти жили как предчувствие, воображение отказывалось рисовать страшные картины, но снам не прикажешь показывать только хорошее. Ночью она видела погоню, чьи-то цепкие руки хватали и волокли на расправу, а дальше страшный суд в подвале у вольных каменщиков.
Обещание Вареньки помочь в деле с наследством разом упразднило прежние страхи. Она увидела во сне ромашковый луг и еще какой-то город диковинный, в котором словно уже была когда-то, потому что узнавала и дворцы, и улицы.
Замечательное настроение не оставило ее и утром. Перед Глафирой вдруг словно ожил материальный мир – вместилище всяких прекрасных вещей. Начнем с того, что это очень приятно – иметь собственное жилье. Пусть она только квартирантка, но в этом флигеле ощущает себя полной хозяйкой. Глафира и не замечала прежде, как свеж куст жасмина под ее окном, какая красивая резная спинка у немецкого стула, как хорошо пахнет свежее белье, которое чистоплотная Феврония перекладывала лавандой. Над столом в простенке висело распятие – дань лютеранской вере хозяина, а в красном углу икона св. Николая-угодника – помощника всем путешествующим. Деревенское распятие было ярко раскрашено и имело, прямо скажем, веселый вид, а лик Николая Можайского выглядел отнюдь не суровым, а почти ласковым, явно одобряя Глафиру.
Теперь она не только оправдывала свой, на первый взгляд, безумный побег из Вешенок, но и гордилась собой. Будущее виделось вполне понятным. Главное, прожить в Петербурге потаенно еще два месяца, а потом она выйдет из подполья и заявит о своих правах.
И нечего прятаться во флигеле! Этот город принадлежит ей так же, как всем прочим жителям. Раньше только на Добром выезжала, а тут вдруг пристрастилась к пешим прогулкам. Она гуляла по набережным. Вид кораблей у пристани, след от бегущего по реке катера, изумрудная плесень на старых подгнивших сваях – все вызывало отклик в душе ее. И еще звуки… Звонили колокола, кричали грузчики, гомонили торговцы, цокали подковы о булыжник – во всем ей слышалась музыка большого города. Даже вечерний туман и чуть различимый в нем шорох листьев рождали свою мелодию. Глафире улыбались не только нимфы в парке, но и прохожие, и матросы на палубе, и барышни в кисейных платьях. Она не отказывала себе в удовольствии подмигнуть этим нарядным птичкам.
Душа ее жаждала любви, и это так понятно для девы неполных двадцати лет, но какая может быть любовь, если на тебе камзол и мужской парик? И сознаемся себе, ей жалко будет расставаться с мужским костюмом. И не потому, что он ей особенно нравился. Во-первых, женское платье теплее. Кажется, что об этом в летнюю пору говорить, но если вечер туманный или ветреный, то в портах ноги зябнут, а под юбкой всегда тепло. Удобно также, что когда юбкой ноги закрыты, не видно, штопанные у тебя чулки или нет. Можно и вообще на босу ногу туфли надеть, а у мужчин белые чулки должны быть всегда безукоризненно чисты, башмаки начищены, пряжки на них должны солнечных зайчиков пускать, а то срам, скажут, сей господин неряха.
И с мужским париком гораздо больше возни. Женские волосы позволяют некоторый беспорядок, это даже поэтично. Воткни над ухом розу, и вот ты уже шаарман! А на мужском парике букли должны быть безукоризненны, коса аккуратно оплетена шелковой лентой, лоб открыт и высок. Здесь цветком дело не поправишь. Каждый день надевай парик на болванку, подвивай кудри, а раз в неделю волоки волосы к справщику, чтобы он все изъяны выправил, пудру вычесал и все заново присыпал. Словом, возни немерено.
И не только в костюме дело. Пообвыкнув в новом обличье, Глафира просто поражена была, насколько мужчине, против женщины, лучше и вольготнее живется на этом свете! Она могла выйти из дома в любое время и никому не давать в этом отчета. А барышне как? Ей одной вообще неприлично на улице показаться. Рядом обязательно должна идти или маменька, или гувернантка, а на худой конец пара слуг, из которых один непременно мужчина. Простонародью живется не в пример легче. Пошла повариха на рынок, хоть бы и молоденькая, ну и иди себе, никого это не волнует. Но простонародью работать надо, а это тяжело. И потом они почти все рабы.
